Занесенные снегом улочки Ситки не внушают никакого оптимизма. Смотришь на них - и сразу хочется посильней закутаться в плед с кружечкой горячего чая, вытянуть к камину ноги да, может, подремать часок другой. Никогда, глядя на такую погоду, не подумаешь: "а не выйти ли мне сегодня погулять", потому что такая прогулка может дорого тебе стоить. В лучшем случае замерзнешь, как собака, в худшем - навсегда отобьешь желание покидать свое уютное, теплое, отапливаемое жилище. Но погода в Ситке держалась особняком уже несколько недель и явно не собиралась в ближайшее время менять свои планы, поэтому или ты ее, или она тебя… и Джоанна решает, что потакать капризам природы совсем не в ее стиле, поэтому тяжело вздыхает, встает с кресла и идет выбирать себе наряд.
Она выходит из дома примерно через сорок минут (двадцать на сборы и еще столько же, чтобы утвердиться в мысли, что ей действительно нужно покинуть дом). Фредди дома нет, поэтому англичанка выскальзывает на мороз без дополнительных задержек и объяснений куда направляется, хотя, возможно, оставить записку и стоило. Тот, с кем она запланировала встречу, выглядит достаточно угрожающе, чтобы задуматься о мерах предосторожности. Но возвращаться обратно было поздно, на улице и так уже собрались первые складки вечерних сумерек, и хотя Данте была уверена, что объект ее интереса не покинет бар как минимум до полуночи, решает, что отпишется подруге после, во избежание ненужных вопросов.
Она открывает дверь машины, бросает на пассажирское сиденье сумку, ключи от дома и плюхается на водительское кресло. Пристегнув ремень безопасности, Джоанна кладет руки на руль и несколько секунд, замерев в этой позе, не видящим взглядом пялится на задний бампер припаркованный перед ней автомобиля. Мысли сбиты в кучу, не хватит и дня, чтобы рассортировать их по полочкам и привести в порядок, поэтому она даже не пытается этого сделать. Тем не менее, цепляется за одну: "Пионер". Там, загоняя себя на дно пивного бокала, ее ждет мужчина, которого в обычное время она с радостью бы обошла стороной. Мало того, что латинос, так еще и слухи вокруг него ходят самые разнообразные. Широкоплечий, мускулистый, взгляд хитрый, с прищуром, кулаки, как две наковальни. Данте почти не сомневается, что все костяшки сбиты - либо недавней дракой, либо сотнями других, что наверняка имели место в его темном прошлом. Такие следы не заживают, а покрываются рубцами, и кожа грубеет, что становится заметно даже невооруженным взглядом. Забавно еще то, что мужчина даже не подозревает о том, что его ждет встреча, тем более об ее контексте. Кто знает, как он отреагирует, когда маленькая, хрупкая Джоанна займет соседний стул и завяжет разговор. Или позволит начать ему, потому что уверена - вряд ли мужчина такого сорта позволит пройти мимо хоть одной юбке.
Данте ежится от этой мысли и инстинктивно сжимает ладонями руль так что перчатки на кожаном чехле отзываются жалобными скрипом. Она усмехается. Да что такого может случиться? "Пионер" - людное и безопасное место, единственное во всей Ситке, которое работает допоздна, и поэтому к ночи в него стекаются все, кто жаждет продолжения банкета. Таких, как правило, всегда немало, и среди них, помимо прочих маргиналов, всегда полно и адекватных, цивилизованных граждан. Ей ничего беспокоиться. Опасности никакой нет.
И все-таки почему-то ей было тревожно.
Джоанна заводит "Жука" и медленно выкатывается на нем с парковки, выезжает на главную улицу и неспешно направляет авто к своей цели. Ситка - маленький город. От точки А до точки Б на его противоположном конце за день можно пройти не менее полусотни раз, и в любой другой день, возможно, англичанка выбрала бы именно этот вариант. Но сегодня все как будто было не так. Не та погода, не то настроение, не тот повод. Она уговаривает себя, что хочет выглядеть привлекательно - без алых пятен на лице от немилосердных щипков мороза - и вызывать наибольшее доверие искренней заинтересованностью, а не притворной, потому что все мысли заняты поиском способа поскорее согреться.
Однако истинная причина все же не в этом. Больше всего Джоанне не хочется пересекаться на улицах с местными и застревать с ними в беседе, потому что знает: любопытство в этой дыре - не порок, каждому нужно сунуть свой нос в личную жизнь соседа. Кроме того, чем быстрее она со всем этим покончит, тем скорее сможет вернуться домой и забыть об этом, как о страшном сне. Англичанка невесело усмехается, вспоминая слова бывшего мужа. Журналист из нее и впрямь никудышный.
Джоанна заводит "Жук" на парковку "Пионера", гасит двигатель и всматривается в ярко подсвеченные окна бара. Последнюю неделю она часто видела его там, за стойкой, в компании кружки светлого пива и гордого одиночества. Не броситься в глаза такой бугай просто не мог, поэтому каждый раз привлекал ее внимание, и она быстро запомнила его привычки и время, когда он совершенно точно находится внутри. Сальвадор Варгас. Имя Данте тоже узнала случайно - спасибо любознательным соседям. Приехал несколько недель назад, незадолго до гибели трех парнишек-индейцев на стройке. Англичанка почти уверена, что он не имеет к этому никакого отношения, но местные смотрят косо, с подозрением, да и это злосчастное "почти" тоже сверлом подгрызает ее изнутри. Впрочем, даже если и не с этими смертями, то с какими-то другими латинос явно был как-то связан. Джоанну мучает совесть за стереотипное, ничем не обоснованное мышление, но каждый раз, когда она видит его лицо, уверенности становится все больше. Не может человек с таким лицом работать в детском саду или переводить бабушек через дорогу. С таким лицом обычно выбивают людям зубы и ломают им в подворотнях кости.
Но, возможно, она ошибается.
Джоанна качает головой, прогоняя дурные мысли, и ее волосы буйной копной рассыпаются по плечам. Она не надевает шапку, но поправляет прическу через зеркало заднего вида, проверяет макияж и выскакивает на улицу, сразу ежась от холода. Не задерживаясь снаружи, ныряет в двери "Пионера", выстреливает глазами нужное место и решительно направляется к нему, по пути стягивая с плеч куртку. Одета она просто: теплая, лилового цвета, шерстяная кофта и обтягивающие джинсы, заправленные в высокие ботинки на низком каблуке. На шее болтается шарф, но его девушка стягивает почти сразу и заправляет в рукав куртки. Наконец, доходит до стойки, вешает верхнюю одежду на крючок и занимает место через два стула от Сальвадора. Изучает карту бара, но без особого интереса, уже знает, что выбрать, и когда улыбчивый бармен подходит, чтобы принять заказ, выпаливает почти сразу:
- Один "Бадвайзер", пожалуйста.
Выстрел наугад. Джоанна небольшой знаток пивных сортов, но видит, что разнообразие меню не оставляет слишком большого простора для фантазии. Она принимает скучающий вид - локоть на стол, ладонь подпирает щеку, ногтем свободной руки ковыряет деревянную столешницу барной стойки - и гадает: клюнет ли Варгас на ее приглашение, или придется делать первый шаг навстречу самой?

Джоанна очень рано уяснила, что для того чтобы нравиться мужчинам ей не нужно прилагать слишком много усилий. Красивое лицо, внимательный, заинтересованный взгляд и экзотика в виде акцента, - который, к счастью, за годы жизни в США даже почти не смазался, - сами делали свое дело. Не требовался ни макияж, ни короткие юбки, чтобы возбудить несчастное воображение одиноких и голодных мужчин. Как-то так всегда выходило, и Данте беззастенчиво этим пользовалась, по крайней мере, пока не вышла замуж и не забеременела. Сейчас же она хочет провалиться под землю, стать невидимой - что угодно, чтобы избежать предстоящего разговора. Пусть Сальвадор выпил уже слишком много для того, чтобы складывать слова в понятные окружающим предложения. Пусть он будет не в настроении ни с кем разговаривать сегодня. Пусть признает в ней журналиста и как следует оттаскает ее на детородных органах прежде чем прогнать из бара. После этого она хотя бы сможет убедить себя, что сделала все, что смогла и с чистой совестью вернется домой к Фредерике, чтобы вновь погрузиться на дно нарастающей, как лишай, депрессии.
Но Варгас, будь он трижды проклят, замечает англичанку и бесцеремонно предлагает присесть рядом. Спасибо, что готов заплатить за пиво - скромная компенсация за дискомфорт, но, как говорят, дареному коню в зубы не смотрят… Джоанна натягивает на лицо улыбку, и, по обыкновению, она выходит как будто бы даже искренней. Глаза, впрочем, по такому же обыкновению остаются пустыми и грустными, но эта проблема всегда решается парой бокалов пива или одной стопкой чего-нибудь покрепче, так что успех не за горами. Затем пересаживается на предложенное место, получает свой "Бадвайзер" и салютует латиносу, то ли приветствуя его так, то ли имитируя чоканье бокалов.
- Не ожидала встретить здесь джентльмена. Спасибо, - она усмехается и, не отрывая взгляда от Сальвадора, делает глоток пива. Стоит неимоверных усилий не содрогнуться от тут же накатившей волны холода и сохранить на лице невозмутимость, но она справляется, разве что чуть заметно морщится, но тут же делает вид, что это от пены, которая налипла на верхнюю губу. Данте ее не слизывает, опасаясь добавить в жест сексуальный подтекст, а промакивает салфеткой. После чего снова поднимает взгляд на Варгаса, задумчиво хмурится и, как будто не знает ответа, задает вопрос: - Мне кажется, мы не знакомы, вы ведь явно не местный, да? Я Джо.
И она протягивает ему руку, хотя последнее, чего ей сегодня хочется - это касаться липких сальных ладошек всяких латиноамериканских незнакомцев. Бог его знает, где эти руки побывали до нее, но Джоанна старается не забивать себе голову этими мыслями
- Вы турист? - Спрашивает, делая еще один глоток, и на этот раз все-таки ежится, когда неприятный холодок расползается по нутру. - Или один из тех, кто мигрировал в Ситку? В последнее время сюда стекается все больше и больше людей. Как будто тут медом намазано.
Аппетитная брошюрка агентства S.Travel с обещаниями, точно бьющими прямо в цель, привлекла когда-то и ее. Она планировала провести здесь только лето, но почему-то задержалась и теперь вместе с местными косо и неодобрительно поглядывает на таких же, как она, туристов, продлевающих путевки. Как знать, возможно, и Сальвадор скоро станет ее с Фредерикой соседом. По выходным они будут устраивать шумные барбекю, а в будни обмениваться одними и теми же новостями, просто чтобы скоротать время. Тихая размеренная жизнь. Не об этом ли Джоанна Данте так мечтает, просыпаясь под собственные крики от ночных кошмаров?

Джоанна сдавленно усмехается и с деланным любопытством оглядывает названного "туриста" с ног до головы, пытаясь примерить на него "одежку" любителя дикой природы. Не налезла. Варгас не был похож ни на альпиниста, ни на рыбака, ни на охотника… хотя последнее с усилием натянуть и можно, но все равно Данте сильно сомневалась, что он способен просидеть в засаде, ожидая жертву, дольше, чем где-нибудь в баре ему наливают пиво. Сальвадор больше похож на бойца, стремительного, беспощадного и до простого прямолинейного. Представить его, созерцающего дикие природные пейзажи Ситки, чтобы потом перенести их на холст или еще куда, никак не получалось. И все же Данте ответила сдержанным кивком, соглашаясь с этой плохо состряпанной ложью.
Вдруг она вспоминает о забытом в сумочке диктофоне. Стоило подумать о нем раньше и включить запись, чтобы не упустить из разговора ни единой детали. Кроме того, это были бы неопровержимые доказательства вины здоровяка, если ей все же удастся вытянуть из него что-нибудь о его связи с последними странными событиями в Ситке. Да, Джоанна мыслила стереотипами, но все же, согласитесь, здоровый латинос с избитыми в драках руками и лицом, выдубленным явно не Мальдивскими солнцем и водой, внушает определенные опасения в части всеобщей безопасности. Как минимум, проверить его стоит, и поэтому она незаметно ныряет рукой в сумку, нащупывает диктофон и вслепую нажимает на "плей", надеясь, что не промахнулась с кнопкой.
Джоанна добирается где-то к середине бокала, когда Сальвадор заканчивает свой монолог и задает встречные вопросы. От слова "куколка" ее передергивает, но усилием воли англичанка заставляет себя сохранить на лице невозмутимость и даже улыбнуться - так чисто и искренне, будто ничего милее в своей жизни не слышала. Затем, выдержав паузу, отвечает:
- Не местная, - кивает, усмехнувшись, и нарочно усиливает акцент, - что же меня выдало?
Она меняет позу - поворачивается к Сальвадору полубоком и закидывает ногу на ногу, локоть упирает в липкую поверхность барной стойки и кладет на сжатый кулак щеку, кокетливо разглядывая мужчину под новым углом. Выглядит он самоуверенным, явно думает, что вечером ему что-нибудь да перепадет. Даже забавно, учитывая, что у Данте совсем другие планы - перспектива удовлетворять чужие нужды ее не привлекала от слова совсем. Но она продолжает изображать из себя ту, у которой эта идея, как минимум, не вызывает отвращения.
- Что ж, можно сказать, что мы коллеги, - улыбка снова озаряет лицо Данте, она поднимает бокал и соприкасается со стаканом Сальвадора. - Я здесь, можно сказать, почти по той же причине: пишу книгу. Набираюсь вдохновения в Ситке.
Почти даже не врет: замысел изначально таким и был, вот только за полгода, проведенных на Аляске, выжать смогла из себя лишь пару абзацев, да и те - прямые кандидаты на полет в корзину. Ситка ни на грамм не пополнила и без того скудный запас пресловутого вдохновения, если вообще не исчерпала его до самого дна. Благо что хватает сил хотя бы на статьи в "Голосе", пусть и посредственные, но приносящие деньги, на которые можно позволить себе комнату у Фредди и пополнение ее продовольственных запасов. Не густо, особенно если вспомнить прошлую жизнь, но вспоминать ее не хочется, поэтому Данте довольствуется тем, что имеет и не жалуется. Могло бы быть и хуже.
- Бывали когда-нибудь здесь раньше? - Голос Джоанны становится тише, вкрадчивее, вынуждая Варгаса приблизиться, чтобы услышать ее. И хотя англичанке неприятно его горячее и кислое от виски дыхание, она понимает, что это поможет отключить его мозг и инстинкты, чтобы все мысли обратились в другое место, там где осторожность играет наименьшую роль.

Джоанна нередко ловила на себе (или, скорее, на конкретных частях своего тела) похотливые, жадные взгляды мужчин, но ни один из них не вызывал у нее такого отвращения, какое умело провоцировал в ней Варгас. И она знает, в чем причина - бездонная социальная пропасть. Она привыкла к галантным джентльменам, красивым, изящным ухаживаниям и свиданиям в пафосных ресторанах, к навязчивому вниманию и дорогим подаркам. А Сальвадор? Единственное, что он мог ей предложить - это богатый букет венерических болезней да смятую десятку, которую липкими от собственной же спермы руками затолкает ей в лифчик после того как кончит. И где? На кишащей клопами постели в одном из дешевых придорожных мотелей? Или здешней туалетной кабинке, замызганной бог знает какими жидкостями и микробами? Уже от одной этой мысли Данте почувствовала себя использованной и грязной настолько, что ей пришлось пообещать себе: по возвращении домой она первым делом нырнет в душ и будет скрести, скрести по коже жесткой мочалкой, чтобы содрать с нее налипшую пленку стыда и позора. И дай-то бог, чтобы этого оказалось достаточно.
Однако, несмотря на это, Джоанна продолжала сидеть на месте. Она и сама поражалась своей выдержке: в прошлые времена она и за все деньги мира не подошла бы к такому человеку, как Варгас, а, скорее всего, заплатила бы сама, лишь бы обойти его стороной и не иметь с ним ничего общего. То, что Данте продолжала улыбаться, - хоть ее внутренности и скручивало от тошноты и страха, - и даже убедительно флиртовать, говорило о многом, и англичанке истово хотелось верить, что, в первую очередь, о том, что она выросла, как профессионал.
Впрочем, интуиция гадливо подсказывала, что она ошибается. С куда большей вероятностью податливость Джоанны была вызвана тем, что ее моральным принципам пришел конец. Может, конечно, все было еще не так плохо, но этот локомотив уверенно набирал скорость, и его было уже не остановить.
- О разном, - хрипотца, появившаяся в голосе, выдала волнение, однако Джоанна опасалась, что возбужденный Варгас неправильно воспримет сигнал и угадала - почти сразу его горячая склизкая ладонь тяжело легла ей на колено. Данте замолчала и напряглась всем телом. Захотелось завизжать, устроить скандал и плеснуть этому ублюдку в лицо недопитое пиво, а то и бросить в него сам стакан, но вместо этого она прочистила горло, вежливо улыбнулась и осторожно, даже почти виновато, убрала с себя чужую руку. Затем, как ни в чем ни бывало, продолжила: - О жизни. О тех же ошибках, что всех нас привели сюда. У людей за плечами такой багаж вины, что материала мне на всю жизнь хватит, а то еще и останется.
Она допила свое пиво и заказала еще, но тут же передумала и перезаказала виски. Текущая кондиция не добирала смелости.
- Не хочу грубить, - о, еще как хотела, на самом деле, - но мне кажется, что у тебя найдется для меня парочка подобных историй. Что скажешь?
И тут он резко приблизился. Так быстро, что Джоанна не успела даже пискнуть или отпрянуть, и поэтому лишь замерла на месте, как напуганная лань перед хищником. А Сальвадор, будто почуяв ее беспомощность, продолжал напирать. Его влажное дыхание, смердящее выпивкой и нечищенными зубами оцарапало и колючими иглами вонзилось ей в щеку. Данте испугалась: в вдруг теперь ей от него никогда не избавиться? Вдруг этот запах и ощущение чужого дыхания останутся с ней навсегда? От этой мысли девушке сделалось дурно, и тогда она резко отпихнула мужчину от себя. К черту эту статью. К черту журналистику. Даже книга, будь она трижды проклята, пусть катится туда же, в пекло. Оно того не стоило и никогда не будет стоить.
Взгляд англичанки вспыхнул яростью, тело напрянлось. Когда-то давно муж - теперь уже бывший - показал ей несколько приемов самообороны, просто так, на всякий случай, и она, следуя всем его заветам, с силой стиснула кулаки, готовясь обороняться. Но не пришлось. Почти сразу Джоанна снова обмякла, разжала ладони и залпом опорожнила до неприличия маленькую порцию только что подставленного виски. Перед глазами стояли лица убитых горем матерей, потерявших своих детей этим летом, и отрешенные взгляды семерых несчастных, ставших жертвой какого-то психа. Если Сальвадор к этому как-то причастен, то она должна была это узнать. Должна была хотя бы попробовать.
- Больше так не делай, - хмуро предупредила его Данте и жестом указала бармену на опустевший стакан. Акцент она снова смазала, но это оказалось не так-то просто - от волнения ее корни наоборот сильнее просились наружу.

Джоанна ожидала от Сальвадора чего угодно, но только не этого тошнотворного гогота. Громкий, вульгарный, сотрясающий воздух смех пробрал ее до самого нутра и заставил отшатнуться, но все же не спугнул, как ожидалось, и даже всколыхнул какое никакое любопытство. Что же ее все-таки держало? Определенно не харизма Сальвадора и уж точно не ее отсутствие. Возможно, скука? Изголодавшаяся по активной городской жизни англичанка и впрямь скучала по приключениям и авантюрам, но чтобы настолько? Данте смерила Варгаса внимательным взглядом, но сразу после отбросила и эту мысль. В итоге загадка так и осталась неразгаданной, и Джоанна, бросив эту затею, потянулась прибором к предложенному латиносом угощению. Не мишленовское блюдо, конечно, но мужчина прав: без закуски она долго не протянет, а полагаться на его джентльменство было верхом идиотизма.
Данте подала бармену знак, и тот, быстро сообразив, что ей нужно, поставил перед ней чистую тарелку. Она поблагодарила его кивком и перетащила на посуду свою добычу, проткнув румяный бок сосиски вилкой. Брызнул и растекся по дну теплый жир. Англичанка размазала его куском сосиски и сунула лакомство в рот. Медленно пожевала, запила виски (с трудом сдержавшись, чтобы не сморщиться от крепости напитка) и отложила прибор в сторону. Все это время она размышляла над словами Сальвадора. Выходит, и он проверял ее выдержку своим вульгарным флиртом. Вот тебе и раз… Она-то думала, что у него ума - палата, а оказывается, что и в этой черепушке что-то водится. Лишь бы не оказалось, что провал случился из-за её дерьмовой актерской игры.
- Ну… - Сказала, наконец, Данте, после долгой паузы, - Спасибо что не разложил. - И с усмешкой добавила: - Амиго.
Неизвестно отчего, но настроение у англичанки стало понемногу улучшаться. Вероятно, причиной стало разоблачение Сальвадора, перед которым больше не требовалось ломать комедию и изображать неискренний флирт. Это и, конечно же, львиная доля уже выпитого ею алкоголя, позволили расслабиться и настроиться на более комфортный лад.
- А кто сказал, что вина перед законом? - Данте хищно ухмыльнулась и снова ткнула вилкой в сосиску. От слов Варгаса, впрочем, по спине у нее пробежали муражки: сама постановка его фразы и тон говорили ровно об обратном смысле, и девушка невольно поежилась от мысли, что ее подозрения верны - перед ней конченый уголовник. - Я имела в виду счета перед обществом и перед самим собой. Большинство людей о чем-то жалеет, а те, кто утверждают, что чисты, врут и не морщатся.
Неоднозначный намек Данте сопроводила прищуром глаз и медленно погрузила в рот кусочек сосиски. Прожевав, продолжла:
- Ну, если хочешь… - Она враз посерьезнела на предложение латиноса и принялась ковырять остатки блюда, обмакивая в жиру остатки лакомства. - Я убила своего ребенка, а мужа сделала калекой.
Простота, с какой Джоанна сказала это, поразила ее саму. Забавно, как легко даются откровения, когда собеседник для тебя ничего не значит.

Как Джоанна и предполагала - ее признание стерло с лица Сальвадора его пошляцкую самодовольную ухмылку и пусть ненадолго, но ввергло латиноса в замешательство. Бокал пива застыл у его губ, глаза остекленели, он прикидывал варианты и пытался понять, лжет ли ему собеседница или нет. Оценивающий взгляд, которым Варгас окинул англичанку сразу после этого, лишь подтвердил ее догадки, и она не замедлила ответить вызовом в своем. И все же в вероятность буквальной интерпретации заявления Данте он не поверил, что было разумно, поскольку, будь она и впрямь хладнокровной убийцей, то вряд ли бы стала трепаться об этом. Тем более в баре. Тем более с малознакомым человеком.
- Мимо, - Джоанна пожала плечами и еще немного потомила любопытство мужчины, прервавшись на медленный, тягучий глоток виски. - Но не так далеко от истины, как кажется.
Она усмехнулась и проткнула вилкой еще одну колбаску на тарелке Сальвадора. Поразительно, но от этой беседы ей становилось лучше, будто, делясь с ним своей болью, она каким-то фантастическим образом от нее понемногу избавлялась. Впрочем, Данте не сомневалась - сожаления и новая порция вины за содеянное все равно вернутся, ударив по ней с удвоенной силой. Но это будет потом, сейчас англичанка наслаждалась хоть такой, временной передышкой.
- По-твоему, только разбитое сердце делает человека калекой? - Она попыталась сохранить в голосе будничный тон, но от мыслей о муже сердце Джоанны пропустило удар, а голос предательски дрогнул. Как не старалась, она не могла ни забыть, ни отодвинуть на задний план чувство вины за случившееся. Очевидно, что этот груз будет тянуть ее на дно до конца жизни. - Нет, от разбитого сердца оправиться можно, эта боль со временем проходит. А вот увечья физические остаются с тобой до конца.
О ребенке Джоанна вообще не хотела говорить, но коль уж подняла эту тему, то увильнуть уже не получится. Можно было соврать, прикинуться, что Сальвадор угадал хотя бы эту часть "истории", но англичанка была уверена: недалекий латинос раскусит ее ложь также легко, как и поддельный флирт. Кроме того, она уже немного захмелела и расслабилась. Мысли стали тягучими, как патока, а голова - тяжелой. Едва ли в таком состоянии Данте будет в состоянии поддерживать стройность мысли, а потому обязательно где-нибудь проколется, и тогда эта история затянется еще, как минимум, на один круг.
- Я съехала с обочины, - тихо сказала она, наконец, катая по своей тарелке остывшую колбаску и сверля ее напряженным взглядом. На Сальвадора она смотреть не хотела. - Сказали, что это был несчастный случай. Было поздно, шел дождь, мы с мужем ссорились, и я распалилась больше обычного - гормоны, так мне сказали, - напрямую о беременности говорить было тяжело, так что она увильнула - пусть Сальвадор использует свое воображение и опыт, которыми только что хвалился, - и я слишком сильно дернула руль на повороте. Место было крайне неудачное, нас несколько раз перевернуло, и сильнее всего удары пришлись на сторону мужа. А я вот уцелела.
Снова ложь. Ничерта она не уцелела. В ту ночь она умерла вместе со своим ребенком, а то, что влачило свое жалкое существование сейчас ни на йоту не напоминало ту Джоанну Данте, которой она была до аварии.
- До недавних пор я тоже думала, что это была лишь случайность…
Англичанка оторвала таки взгляд от тарелки и взглянула на Сальвадора. В глазах ее ничего не отражалось кроме глубокой печали и тоски. Вот только по чему она тосковала больше: по своей потерянной семье? Или по жизни, к которой не смогла вернуться даже после столь ужасной жертвы?